文化 (вэньхуа), иероглифы, обозначающие в современном китайском языке культуру, впервые были использов...

2487
文化 (вэньхуа), иероглифы, обозначающие в современном китайском языке культуру, впервые были использованы в эпоху Западная Хань (1-2 века до н.э.) в значении облагораживания народа путём прививания этикета и морально-этических норм в противовес насильственным методам управления. Таким образом, в самом языке запрограммирована первоочередность этической функции культуры. Можно даже выразиться более рискованно: традиционно для китайцев то, что не воспитывает (в конфуцианском ключе), вообще не является культурой. Например, в такой оптике требование государственных цензоров, чтобы в кино преступники всегда были наказаны, выглядит вполне естественно. Иначе фильм просто по определению не может считаться искусством, достойным широкого распространения.

Традиционная китайская культура и лежащее в ее основе традиционное китайское мышление — это необъятная тема, и непонятно, как новичку к ней подступиться. Шутка ли, Китай — единственная цивилизация, непрерывно существующая последние шесть тысяч лет и сохранившая по сей день более десяти тысяч самых разнообразных древних книг и трактатов. Если ты не китаист, не культуролог и не историк, но смутный интерес к культуре Поднебесной не дает покоя, возникает вопрос: что почитать для начала? Переведенный на русский «Очерк китайской культуры» преподавателя Фуданьского университета Шэнь Чжэньхуэя не самый плохой вариант.

«Очерк...» был написан как учебное пособие для иностранных студентов гуманитарных специальностей, обучающихся в Китае. Отсюда — академичность, осторожность, политическая корректность и относительно низкий уровень детализации. Тем не менее это полезная книга для тех, кто только начинает китаеведческий путь. В ней Шэнь Чжэньхуэй расставляет ключевые акценты, называет самые важные имена и формулирует несколько ценных базовых идей, развивать которые читателю предлагается самому.

Автор очерчивает основные движущие силы истории китайской культуры с позиций географической и экономической исторических школ; анализирует особенности доминирующего в Древнем Китае холистического мышления (хотя и отмечает трактат «Мо-цзы» как образец логического мышления практически западного типа, которое, впрочем, так и не стало доминирующим); много говорит о конфуцианской морали и, к сожалению, относительно немного — о языке и иероглифах; перечисляет главных каллиграфов, живописцев и поэтов Средних веков; а в финале демонстрирует ту самую этику, умудрившись не сказать абсолютно ничего содержательного в пространной, казалось бы, главе о модернизации и китайской культуре сегодня.

В недавнем обсуждении «Лягушек» Мо Яня столкнулся с удивлением собеседника по поводу несоответствия содержания и тональности романа: дескать, как он может так спокойно да с прибаутками говорить о таких трагических событиях. Шэнь Чжэньхуэй мог бы объяснить это древнекитайской идеей «красоты в умеренности». Как говорил Конфуций, песнь Гуань цзюй при исполнении в радостной тональности не развращает, при исполнении в печальной тональности не ранит душу.

Добавить комментарий

Вы не авторизованы! Войти или зарегистрироваться?