Исправление неразумных: Часть 1 Red Chamber представляет новую рубрику: некоторые соображения по по...
Исправление неразумных: Часть 1
Red Chamber представляет новую рубрику: некоторые соображения по поводу классического неоконфуцианского трактата Чжан Цзая «Чжэн Мэн» («Исправление неразумных», 11 век н.э.)
Квентин Мейясу любит повторять, что у нас не должно быть уверенности в неизменности законов природы: ни логика, ни опыт ничего подобного нам не обещают. Логика допускает изменение состояний, а опыта будущего в принципе не бывает – следовательно, ни то, ни другое не должно гарантировать стабильный прогноз. Аргумент Канта, что крушение законов природы означало бы также и крушение сознания, а, значит, наличие представления о мире само по себе подтверждает неизменность его законов, Мейясу не убеждает; он считает мыслимыми миры, в которых отсутствует строгая причинность, и ограничено или невозможно экспериментальное научное познание, но возможно человеческое сознание. Более того, Мейясу намекает, что в одном из таких миров мы, вероятно, и живём.
Первая глава неоконфуцианского трактата «Исправление неразумных» касается этой же темы. Чжан Цзай пишет: «Рассеивается и приобретает отличительные признаки и может иметь образ – это жизненная сила. Чисто и проницаемо и не может обладать образом – это дух. Великая пустота является чистотой. Когда чиста, отсутствуют препятствия. Если отсутствуют препятствия, то становится духом. Когда замутнена, то появляются препятствия. Если появляются препятствия, то появляется форма.»
Мир в «Исправлении неразумных» понимается как игра пустоты (сюй) и жизненной силы (ци), которые являются разными формами одного и того же и сравниваются Чжан Цзаем с агрегатными состояниями воды. Назло даосам автор подчеркивает, что пустота является не отсутствием, но «рассеянием», «прозрачностью» и «мельчайшим». Дух возможен исключительно в этой пустоте; а, как только жизненная сила сгущается, появляется форма, то есть нечто, доступное чувственному восприятию и, как следствие, научному познанию; она трактуется как препятствие и замутнение. Здесь и хочется сделать несколько замечаний:
1. По Чжан Цзаю, проблема чувственного восприятия и, как следствие, научного познания не сводится к неверно выбранному объекту познания (познание препятствия вместо избавления от препятствия). «Исправление неразумных» буквально вторит Мейясу (точнее, конечно, наоборот 😀): «Собираясь, жизненная сила становится обладающей образом, но не заблуждайтесь относительно ее постоянства.» Иными словами, неизменность форм и законов природы, данной нам в ощущениях, не гарантирована.
2. Неоконфуцианское почитание пустоты из «Исправления неразумных» не стоит путать с буддийским стремлением к нирване и недеянием даосов. Сам Чжан Цзай красноречиво проходится по адептам конкурирующих учений: «Те, кто рассуждают об угасании (читай – о нирване), уходят и не возвращаются. Те, кто стремятся удержать жизнь (читай – бессмертные даосы), существуют как вещи и не преобразуются. И те, и другие напрасно теряют время. Собирание – наша сущность, рассеяние – тоже наша сущность. Те, кто познали отсутствие исчезновения в смерти, могут рассуждать об общечеловеческой природе.» Это один из самых изящных и поэтичных диссов в истории письменности, но настоящий даос, наверное, принял бы бытие-препятствием за комплимент.
3. Коли нельзя положиться ни на чувственное восприятие с научным познанием, ни на вечную молодость, ни на выход в пространство, свободное от страданий, не превращается ли человек в невольного и безвольного свидетеля то ли неведомого демиургического плана (Великая Гармония), то ли абсолютной контингентности (Мейясу)? Совсем нет, ведь, как пишет Чжан Цзай, «Единственное, что приводит в движение жизненную силу – это (человеческая) воля». В центре конфуцианства всегда находится человек, сколько бы космогонии вокруг него ни творилось.
Red Chamber представляет новую рубрику: некоторые соображения по поводу классического неоконфуцианского трактата Чжан Цзая «Чжэн Мэн» («Исправление неразумных», 11 век н.э.)
Квентин Мейясу любит повторять, что у нас не должно быть уверенности в неизменности законов природы: ни логика, ни опыт ничего подобного нам не обещают. Логика допускает изменение состояний, а опыта будущего в принципе не бывает – следовательно, ни то, ни другое не должно гарантировать стабильный прогноз. Аргумент Канта, что крушение законов природы означало бы также и крушение сознания, а, значит, наличие представления о мире само по себе подтверждает неизменность его законов, Мейясу не убеждает; он считает мыслимыми миры, в которых отсутствует строгая причинность, и ограничено или невозможно экспериментальное научное познание, но возможно человеческое сознание. Более того, Мейясу намекает, что в одном из таких миров мы, вероятно, и живём.
Первая глава неоконфуцианского трактата «Исправление неразумных» касается этой же темы. Чжан Цзай пишет: «Рассеивается и приобретает отличительные признаки и может иметь образ – это жизненная сила. Чисто и проницаемо и не может обладать образом – это дух. Великая пустота является чистотой. Когда чиста, отсутствуют препятствия. Если отсутствуют препятствия, то становится духом. Когда замутнена, то появляются препятствия. Если появляются препятствия, то появляется форма.»
Мир в «Исправлении неразумных» понимается как игра пустоты (сюй) и жизненной силы (ци), которые являются разными формами одного и того же и сравниваются Чжан Цзаем с агрегатными состояниями воды. Назло даосам автор подчеркивает, что пустота является не отсутствием, но «рассеянием», «прозрачностью» и «мельчайшим». Дух возможен исключительно в этой пустоте; а, как только жизненная сила сгущается, появляется форма, то есть нечто, доступное чувственному восприятию и, как следствие, научному познанию; она трактуется как препятствие и замутнение. Здесь и хочется сделать несколько замечаний:
1. По Чжан Цзаю, проблема чувственного восприятия и, как следствие, научного познания не сводится к неверно выбранному объекту познания (познание препятствия вместо избавления от препятствия). «Исправление неразумных» буквально вторит Мейясу (точнее, конечно, наоборот 😀): «Собираясь, жизненная сила становится обладающей образом, но не заблуждайтесь относительно ее постоянства.» Иными словами, неизменность форм и законов природы, данной нам в ощущениях, не гарантирована.
2. Неоконфуцианское почитание пустоты из «Исправления неразумных» не стоит путать с буддийским стремлением к нирване и недеянием даосов. Сам Чжан Цзай красноречиво проходится по адептам конкурирующих учений: «Те, кто рассуждают об угасании (читай – о нирване), уходят и не возвращаются. Те, кто стремятся удержать жизнь (читай – бессмертные даосы), существуют как вещи и не преобразуются. И те, и другие напрасно теряют время. Собирание – наша сущность, рассеяние – тоже наша сущность. Те, кто познали отсутствие исчезновения в смерти, могут рассуждать об общечеловеческой природе.» Это один из самых изящных и поэтичных диссов в истории письменности, но настоящий даос, наверное, принял бы бытие-препятствием за комплимент.
3. Коли нельзя положиться ни на чувственное восприятие с научным познанием, ни на вечную молодость, ни на выход в пространство, свободное от страданий, не превращается ли человек в невольного и безвольного свидетеля то ли неведомого демиургического плана (Великая Гармония), то ли абсолютной контингентности (Мейясу)? Совсем нет, ведь, как пишет Чжан Цзай, «Единственное, что приводит в движение жизненную силу – это (человеческая) воля». В центре конфуцианства всегда находится человек, сколько бы космогонии вокруг него ни творилось.
Добавить комментарий
Вы не авторизованы! Войти или зарегистрироваться?