Мы не думали и не гадали, но этот день настал — наш канал публикует единственный текст о фильме «Дау...
Мы не думали и не гадали, но этот день настал — наш канал публикует единственный текст о фильме «Дау», который пытается оценить некоторые из вышедших фильмов с точки зрения кино. Звучит очень самоуверенно — но, судя по тому, что мы сейчас видим в кинокритике, пока что мы можем увидеть либо панегирики в адрес режиссера, либо справедливые, на наш взгляд, вопросы об этичности самого проекта. На них стоит отвечать и их стоит задавать — но что же с кино? Пусть журнал «Сеанс» выходит с обложкой, на которой написано «Это не фильм», нам все же захотелось выслушать оценку «Дау» именно как его, родимого.
В этом нам помог Макс Острый, посмотревший первые две части проекта «Дау», оказавшиеся в сети. Поначалу хотелось предложить Максу оценить и другие вышедшие сейчас фильмы, но при внимательном прочтении текста нам показалось, что они лишь подтвердят основные мысли автора. Остаётся только добавить, что книга Алексея Юрчака «Это было навсегда, пока не кончилось» стала к 2020 году, кажется, главным помощником в объяснении позднесоветского и постсоветского кино — и что официальная позиция Ани по поводу проекта «Дау» это «бабушкины панталоны». Что бы это ни значило.
_________________________
Две нетрезвые женщины максимально неестественно разговаривают о любви, потом ругаются, таскают друг друга за волосы. Наблюдать за этим не столько странно, сколько неловко — кажется, что в этом нет никакого смысла. Это мое первое, самое обманчивое впечатление от проекта «Дау».
«Наташа» и «Дегенерация» довольно любопытно работают друг на друга — а вот в отрыве не работают, кажется, почти никак. Дело в том, что «Наташа» вся построена на антивременности, антинатуральности; весь ее реализм сводится к обсценной лексике и долгим, монотонным, как бы проживаемым, сценам. Проблема кроется в заявленном методе — непрофессиональные актеры должны играть как бы самих себя. Действие не закреплено за конкретной эпохой — можно только попытаться угадать ее по предметам интерьера или деталям одежды, но в целом это могут быть как 30-е, так и 50-е. Люди в кадре движутся в диалогах от флажка к флажку очевидных и очевидно заранее определенных точек.
В пустотах между ними ничего не возникает — там, где профессиональный актер посредством киноязыка превращается в Другого, непрофессиональный мается немотой. Отсутствие смысла, хромой нарратив, отказывающийся помогать монтаж — все это вызывает недоумение. Нет цели, нет смысла, нет пафоса, нет месседжа. Та же сцена допроса ничего не проясняет — это какое-то бесцельное насилие, насилие ради самого себя. Оно саморепрезентируется, но оно ничего не значит, ни к чему не стремится. И оно то и дело выглядит трикстерным, условным. Камера выпускает из кадра ту самую злополучную бутылку, действующие лица, кажется, никак не могут решиться на действительное преодоление каких-то только им видных порогов. В системе, состоящей из 3 элементов (двух актеров и оператора), каждый контролирует других.
Начинает казаться, что замысел всего этого — показать какую-то модель властного насилия в его условности. Но, честно говоря, для жителя России эта модель не выглядит хоть каким бы то ни было откровением: у нас вся история ХХ века, почти в любом проявлении — вереница таких моделей.
Тем эффектнее выглядит трансформация проекта, которая вызывается «Дегенерацией». Там уже конкретно понятна эпоха, и темпоральность там заходит не стучась, как танки в страны соцлагеря. И вся та пустота, которая никуда не исчезает, и все эти не-Другие, которые никуда не пропали, мгновенно оказываются уместными. Поздний СССР был весь построен на том же самом методе — люди вынужденно изображали как-бы-себя в предлагаемых обстоятельствах: партсобрания, работа, семейные застолья. В «Наташе» казалось, что Хржановскому буквально нечего сказать, и он сваливает ответственность на своих персонажей. Но в «Дегенерации» оказывается, что так и надо; это не «нечего сказать», это принципиальная невозможность быть полностью собой.
[продолжение следует]
В этом нам помог Макс Острый, посмотревший первые две части проекта «Дау», оказавшиеся в сети. Поначалу хотелось предложить Максу оценить и другие вышедшие сейчас фильмы, но при внимательном прочтении текста нам показалось, что они лишь подтвердят основные мысли автора. Остаётся только добавить, что книга Алексея Юрчака «Это было навсегда, пока не кончилось» стала к 2020 году, кажется, главным помощником в объяснении позднесоветского и постсоветского кино — и что официальная позиция Ани по поводу проекта «Дау» это «бабушкины панталоны». Что бы это ни значило.
_________________________
Две нетрезвые женщины максимально неестественно разговаривают о любви, потом ругаются, таскают друг друга за волосы. Наблюдать за этим не столько странно, сколько неловко — кажется, что в этом нет никакого смысла. Это мое первое, самое обманчивое впечатление от проекта «Дау».
«Наташа» и «Дегенерация» довольно любопытно работают друг на друга — а вот в отрыве не работают, кажется, почти никак. Дело в том, что «Наташа» вся построена на антивременности, антинатуральности; весь ее реализм сводится к обсценной лексике и долгим, монотонным, как бы проживаемым, сценам. Проблема кроется в заявленном методе — непрофессиональные актеры должны играть как бы самих себя. Действие не закреплено за конкретной эпохой — можно только попытаться угадать ее по предметам интерьера или деталям одежды, но в целом это могут быть как 30-е, так и 50-е. Люди в кадре движутся в диалогах от флажка к флажку очевидных и очевидно заранее определенных точек.
В пустотах между ними ничего не возникает — там, где профессиональный актер посредством киноязыка превращается в Другого, непрофессиональный мается немотой. Отсутствие смысла, хромой нарратив, отказывающийся помогать монтаж — все это вызывает недоумение. Нет цели, нет смысла, нет пафоса, нет месседжа. Та же сцена допроса ничего не проясняет — это какое-то бесцельное насилие, насилие ради самого себя. Оно саморепрезентируется, но оно ничего не значит, ни к чему не стремится. И оно то и дело выглядит трикстерным, условным. Камера выпускает из кадра ту самую злополучную бутылку, действующие лица, кажется, никак не могут решиться на действительное преодоление каких-то только им видных порогов. В системе, состоящей из 3 элементов (двух актеров и оператора), каждый контролирует других.
Начинает казаться, что замысел всего этого — показать какую-то модель властного насилия в его условности. Но, честно говоря, для жителя России эта модель не выглядит хоть каким бы то ни было откровением: у нас вся история ХХ века, почти в любом проявлении — вереница таких моделей.
Тем эффектнее выглядит трансформация проекта, которая вызывается «Дегенерацией». Там уже конкретно понятна эпоха, и темпоральность там заходит не стучась, как танки в страны соцлагеря. И вся та пустота, которая никуда не исчезает, и все эти не-Другие, которые никуда не пропали, мгновенно оказываются уместными. Поздний СССР был весь построен на том же самом методе — люди вынужденно изображали как-бы-себя в предлагаемых обстоятельствах: партсобрания, работа, семейные застолья. В «Наташе» казалось, что Хржановскому буквально нечего сказать, и он сваливает ответственность на своих персонажей. Но в «Дегенерации» оказывается, что так и надо; это не «нечего сказать», это принципиальная невозможность быть полностью собой.
[продолжение следует]
Добавить комментарий
Вы не авторизованы! Войти или зарегистрироваться?